Книга Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.  - Алексей Кривопалов

Окончательная стандартизация кремневых ружей была осуществлена лишь в 1839 г.[160]

Однако вскоре была развернута массовая переделка кремневых ружей в ударные капсюльные, которые стали именоваться «образец 1844 г.»[161]. Поскольку переделка кремневых ружей не удовлетворяла потребность армии в современном скорострельном гладкоствольном вооружении, уже в 1845 г. был начат выпуск нового капсюльного ружья. Русское ружье образца 1845 г. калибром 7,1 линии создавалось на основе французского[162] и было одним из самых удачных на фоне современных ему европейских капсюльных ружей. Оно полностью отвечало общепринятым в Европе того времени тактическим представлениям о применении линейной пехоты в маневренной войне, которые провозглашали приоритет скорострельности ружья над его дальнобойностью[163].

Крупнейшие сражения Польской кампании 1831 г. подтвердили решающее тактическое значение сомкнутой батальонной колонны, проявившееся на полях сражений Наполеоновских войн. Достаточно низкие возможности стрелкового оружия того времени делали ее малочувствительной к огневому воздействию противника. В ходе штурма варшавских укреплений русская пехота брала редуты в основном в штыки, хотя максимальный тактический эффект достигался при тесном взаимодействии сомкнутых колонн с передовой цепью застрельщиков[164].

Для действий в рассыпном строю в русской армии с 1834 г. стали создавать отдельные стрелковые батальоны корпусного подчинения. Номера их соответствовали номеру пехотного корпуса. Поначалу гладкоствольные ударные ружья поступали именно на их вооружение[165].

С 1842 г. стрелковые батальоны и застрельщики в линейной пехоте стали получать нарезные штуцера. В 1840-е гг. основным оружием такого типа стал так называемый Литтихский штуцер калибром 17,78 мм образца 1843 г., его дополняли штуцера системы Гартунга и Эрнрота, соответственно, образцов 1848 и 1851 г.[166]

Если говорить об общей численности войск, которые Россия по завершении боевого развертывания Действующей армии могла выставить в поле на первом этапе возможной войны на западе, то цифра, по меркам того времени, оказывалась внушительной – около 400 000 чел.

Так, например, зимой 1839 г. в обстановке военной тревоги, связанной с бельгийским кризисом, развернувшимся вокруг проблемы международного признания Бельгии и территориальных претензий со стороны Франции, на 25 февраля ведомость о состоянии действующих войск Гвардейского, Гренадерского, I, II, III, IV пехотных, а также I и III резервных кавалерийских корпусов показывала по штатам военного времени 390831 чел. Из них налицо имелось 303 346 чел. С учетом подготовленных пополнений в виде рекрут и бессрочноотпускных некомплект значительно сокращался и составлял всего 23425 чел.[167] В полевой артиллерии предполагалось развернуть около 800 орудий.

Тот факт, что Россия в мирное время содержала под ружьем более 800 000 чел., не был для Европы секретом, хотя и вызывал у нее определенные сомнения. К примеру, австрийцы по собственному опыту необоснованно предполагали в русских рядах значительный некомплект. В феврале 1828 г. посол в Вене Д.П. Татищев доносил в Петербург об оценках численности русских сухопутных сил, бытовавших среди австрийского генералитета. Тогда австрийцы насчитали в русской армии 838 981 чел. по спискам, но лишь 470 518 чел. – в строю[168].

Для сравнения: по данным русской военной разведки, на сентябрь 1847 г. вся французская армия, рассредоточенная по стране в виде 21 территориальной дивизии, за вычетом войск, командированных в Алжир, насчитывала 225 580 чел. и 46016 лошадей[169], на декабрь – 230 183 чел. и 46722 лошади[170]. В артиллерии имелось 1 236 орудий, правда, для нее остро не хватало лошадей. Ситуация с лошадьми в артиллерии и кавалерии была у французов настолько критической, что, по расчетам собиравшего во Франции военные сведения генерал-лейтенанта барона Н. В. Медема, они вряд ли были способны развернуть в поле более 222 орудий[171].

Спустя четыре года, в мае 1851 г., численность французской армии в Европе и Алжире достигла 382355 чел., из которых 288 433 чел. было в пехоте, 61 600 чел. – в кавалерии, 32300 чел. – в артиллерии, инженерных и вспомогательных войсках при 1336 орудиях[172]. По другим данным, во французских войсках в 1851 г. состояло 384240 чел.[173], из них в Европе – 309240 чел. пехоты и 69278 чел. кавалерии, в Алжире – 75 000 чел. пехоты и 16422 чел. кавалерии[174]. То есть в середине 1840-х гг. численность русской группировки, предполагавшейся Николаем I и Паскевичем для участия в войне на западе, была сравнима с общей численностью вообще всех сухопутных сил Франции.

Австрия, крупнейшая из германских держав, на рубеже 1820-1830-х гг. также значительно уступала 47-миллионной России в силах. При населении в 1831 г. в 33 630 381 чел. империя Габсбургов содержала в мирное время армию, насчитывавшую 272204 чел. В случае войны ее численность теоретически возрастала до 527 224 чел.[175]Записка о военных силах Австрии, составленная из сведений архива 2-го отделения Департамента Генерального штаба, определяла состав австрийской армии мирного времени на 1837 г. в 272204 чел., состав военного времени – в 527 224 чел.[176] На вооруженных силах Дунайской монархии сказывался хронический бюджетный дефицит, не позволявший содержать полки в требуемом по штатам комплекте. Накануне революции 1848 г. реальный состав ее армии мирного времени насчитывал, по данным русской разведки, вместо 399 899 чел., всего лишь 231410 чел. и 145 орудий[177]. В случае войны австрийская армия опять же теоретически должна была развернуться, увеличившись в несколько раз, до 628 124 чел. и примерно 1 200 орудий[178].